Зелёный Социализм

В истории гражданской войны в России значительное место занимает проблема соотношения «красного» и «белого террора».

В советской историографии террор принципиально оправдывался по формуле «высшей формы классовой борьбы».

В историографии 90-х гг. преобладали подходы односторонней ответственности советской власти.

Оценки «белого террора» нередко сводились к известной характеристике С.П. Мельгунова: «это, прежде всего, эксцессы на почве разнузданности власти и мести… >террор - это система, а не насилие само по себе».

Упоминались и слова А.В. Колчака на допросе, в отношении белых карательных экспедиций: «Это обычно на войне и в борьбе так делается».

Красный террор квалифицировался как террор «институциональный», а «инцидентный» «белый террор» определялся «вторичным, ответным и обусловленным перипетиями гражданской войны».

Спонтанность «белого террора» наиболее часто доказывалась примерами т.н. «атаманщины», обозначавшей неподконтрольные белым правительствам действия казачьих атаманов, пытки и казни красноармейцев и партизан, беззакония в отношении «мирного гражданского населения».

Следуя тезису В.П. Булдакова о необходимости различать «властный террор и психопатологию массового стихийного садизма», исследователи много внимания уделяли психосоциальным характеристикам террора.

И.В. Михайловым определялся «истероидный» характер жестокости белого офицерства, связанный с «бытовыми тяготами», ожесточением боев.

В.Ф. Ершов отмечал настроения непримиримости к советской власти, сделавшие «терроризм» основой деятельности Русского Общевоинского Союза в эмиграции.

В монографии А.Л. Литвина основной акцент делался на красном терроре как составной части политики Советской России (5).

Однако, в историографии недостаточно внимания уделяется системе законодательных актов и законопроектов против представителей советской власти и большевистской партии.

Основой законодательной базы в оценке прихода к власти большевиков и ареста Временного правительства стали измененные статьи главы 3-й Уголовного Уложения 1903 г.

«О бунте против верховной власти и о преступных деяниях против священной особы Императора и Членов Императорского Дома».

Среди них выделялись статья 100, согласно которой «виновный в насильственном посягательстве на изменение России или в какой-либо ее части установленных Законами образа правления, или порядка наследования Престола и отторжение от России какой-либо ее части» приговаривался к смертной казни, и 101-я, по которой «виновный в приготовлении к тяжкому преступлению» наказывался каторгой на срок не свыше 10 лет.

Постановление Временного правительства от 4 августа 1917 г. (подписано министром-председателем А.Ф. Керенским и министром юстиции А. Зарудным) изменило определение признаков преступления.

Теперь виновные наказывались за «насильственное посягательство на изменение существующего государственного строя в России, или на отторжение от России какой-либо ее части, или на смещение органов Верховной в государстве власти, или на лишение их возможности осуществлять таковую». В связи с отменой смертной казни была изменена и санкция (по статье 100-й – наказание в виде «бессрочной или срочной каторги», а 101-й – «заключение в исправительном доме или крепости» (6).

Прецедент применения данных статей имел место, когда 29 августа 1917 г. по решению судебного следователя Московского окружного суда А.В. Коренкова было начато «следствие о посягательствах на насильственное изменение существующего государственного строя России и смещение Временного правительства в связи с восстанием генерала Корнилова – по признакам преступления, предусмотренного 100 и 101 ст. Уголовного уложения (7).

Накануне и после 25 октября 1917 г. применительно к действиям большевистской партии использовались те же правовые категории.

В приказе по Петроградскому военному округу от 24 октября 1917 г. отмечалось, что «все, выступающие вопреки приказу с оружием на улицу, будут преданы суду за вооруженный мятеж». За «распространение воззвания с призывом не повиноваться властям и деятельность, направленную против власти», было возбуждено уголовное преследование против Военно-революционного комитета при Петроградском Совете.

В Декларации Комитета Спасения Родины и Революции от 3 ноября 1917 г. говорилось о «захвате власти большевиками путем военного заговора» (9).
Правовые нормы, определявшие действия РСДРП(б) и контролируемых ими структур ВРК и Петроградского Совета, принципиально не отличались от принятых в уголовно-процессуальном законодательстве начала ХХ века.

В первом отмечалось, что наряду с упразднением «всех органов советской правительственной власти» подвергались аресту все работники Советов и комиссары, назначенные большевиками.

Арест длился «впредь до выяснения следственными органами степени виновности их в содеянных советской властью преступлениях – убийствах, грабежах, предательстве родины, возбуждении гражданской войны между классами и народностями России, расхищении и злоумышленном уничтожении государственного, общественного и частного имущества под предлогом исполнения служебного долга и в других нарушениях основных законов человеческого общества, чести и нравственности».

Для «расследования злоупотреблений и злодеяний и противозаконных действий агентов советской власти» создавалась Особая Временная Следственная Комиссия, получившая полномочия «возбуждать уголовные преследования как против агентов советской власти, так и против причастных к их преступной деятельности частных и должностных лиц всех ведомств…» (11).

«Сибирское» постановление было примечательно тем, что в нем официально говорилось не только об уголовной, но и о политической ответственности «сторонников большевизма»: «все представители так называемой советской власти подлежат политическому суду Всесибирского Учредительного Собрания» и «содержатся под стражей до его созыва».

Далее конкретизировались преступления с сугубо «сибирской спецификой»: «представители той же власти, совершившие преступные деяния, носящие характер государственной измены и предусмотренные ст. 108 Уголовного Уложения (вооружение военнопленных мадьяр и немцев, образование из них воинских частей для борьбы против Временного Сибирского правительства, расхищение золотых запасов и денежной наличности, порча железных дорог, уничтожение предметов продовольствия и проч.), а также виновные в преступных деяниях общеуголовного характера, совершенных ими при осуществлении советской власти и предусмотренных ст. ст. 289, 1540, 1545, 1643 и др. Уложения о наказаниях уголовных и исправительных (расстрелы, конфискации имуществ, взыскания контрибуций, угрозы с корыстной целью, противозаконное заключение)», подлежали помимо «политической» также и общеуголовной ответственности (12).

Приход к власти Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака, формирование всероссийского масштаба Белого движения, а также официальное провозглашение политики «красного террора» после покушения на В.И. Ленина 30 августа 1918 г., изменили правовое определение «борьбы с советской властью».

Ну, И ТАК ДАЛЕЕ, В ТОМ ЖЕ ДУХЕ....

ИСТОЧНИК: http://www.dk1868.ru/statii/Tstvetkov5.htm